Официальный портал городских
новостей «Наша Пенза»
Ольга Карасёва: «Наша главная заповедь та же, что у врачей»
Дата размещения: 03 Marchа 2023

Ольга Карасёва: «Наша главная заповедь та же, что у врачей»

Художник-реставратор Пензенской картинной галереи имени Савицкого рассказывает, как смогла воплотить в реальность то, о чём думала
в студенчестве.

Путь человека к профессии бывает весьма причудлив и часто идёт наперекор, казалось бы, логичной схеме. Маленькая Оля с рождения была окружена музыкой, а когда чуть подросла, обожала прыгать на диване с микрофоном, воображая себя певицей. Однако первые уроки игры на фортепиано, полученные от мамы, эффект возымели обратный: девочка твёрдо заявила, что в музыкальную школу не хочет. А вот попробовать художественную согласилась, хотя, как признаётся сегодня сама, к изобразительному искусству особой тяги не испытывала.

Не всё сразу
«Не сказала бы, что в детстве любила рисовать, — рассказывает Ольга Карасёва. — В детском саду, помню, даже завидовала тому, как ловко это делают другие девочки. Очень у них красиво получалось. Но когда мама предложила пойти в художественную школу, то согласилась и никаких сожалений не испытывала. Правда, в подростковом возрасте, как это бывает у многих, прошла через период охлаждения — просто перестала посещать занятия, предпочитала пойти на вокзал и там сидеть, уткнувшись в книжку. В итоге даже вознамерилась бросить, но опять же помогла мама — очень мягко и спокойно убедила, что этого делать не стоит, раз уж начала».
В итоге созрела готовность поступать в пензенское художественное училище, а после него — в художественный институт имени Сурикова. Причём, заметьте, на престижнейший в этом вузе факультет графики.
«Увы, в суриковский не получилось, — говорит Ольга, — но, честно говоря, и не особенно рассчитывала, поскольку понимала, какой там конкурс. Зато после этого всерьёз задумалась о том, чтобы учиться на реставратора. Про эту специальность в училищные годы говорил мой учитель Сергей Шалаев, и не зря: во время учёбы я много копировала классических работ. Очень нравилось изучать технику старых мастеров. Пожалуй, постепенно стала понимать, что погружаться в тонкости ремесла мне интереснее, чем творить самой».
Постижение искусства восстановления полотен началось с подготовки к вступительным экзаменам. Ольга вспоминает, как целый год приходила в библиотеку родного художественного училища и штудировала единственную книгу по этой специальности. Осенью 1998 года она стала студенткой факультета реставрации Академии Глазунова.
«А в 2004 году отделение реставрации решили открыть в пензенском художественном училище. И получилось, что я на нём стала первым преподавателем! Причём сама к этому моменту ещё даже не получила диплом, училась на последнем курсе. Так что начала вести теоретические занятия, пользуясь своими студенческими тетрадками, а потом, уже выпустившись, перешла и к практике», — рассказала Ольга Карасёва.

Не навреди!
Практика — наиважнейшая часть в любом деле, и нашей героине посчастливилось несколько лет постигать тонкости своей профессии в святая святых — Государственном научно-исследовательском институте реставрации в Москве.
«Безусловно, годы, проведённые в НИИ, обогатили меня неоценимым опытом, — говорит Ольга. — Там всё по науке: работают вместе лучшие художники-реставраторы России, химики, физики, биологи, у них в распоряжении специальное оборудование для исследований. И я счастлива, что довелось иметь дело с очень сложными случаями».
Она вспоминает, как ей выпало реставрировать два полотна легендарного Фёдора Рокотова — русского портретиста XVIII века, который ещё при жизни вписал своё имя в историю отечественной живописи и которого упоминает Николай Заболоцкий в своём знаменитом стихотворении «Любите живопись, поэты».
«Удивительный художник, который писал глаза, как, наверное, никто больше. И его манеру письма невозможно перепутать ни с кем! Реставрация портрета графа Матюшкина из собрания ГИМ потребовала от меня определённого мастерства художника. Дело в том, что эта картина подверглась так называемой усадебной реставрации, когда возникшие со временем проблемы исправляют, мягко скажем, бесцеремонно. И вот при исследовании выясняется, что в районе лба, щеки, носа вообще ничего авторского не осталось — всё переписано заново. И пришлось мне воссоздавать рокотовскую манеру…» — рассказывает Ольга.
Она признаётся, что в таких случаях испытывает смешанные ощущения: с одной стороны, ни с чем не сравнимые эмоции от прикосновения к полотну, созданному в позапрошлом столетии великим мастером; с другой — работа реставратора требует предельной сосредоточенности, не терпит спешки и накладывает особую степень ответственности. Ольга Константиновна проводит вполне уместную аналогию:
«Можно сказать, у нас та же заповедь, что и у врачей, — не навреди. Когда поступает работа на реставрацию, сначала проводим тщательное исследование. Изучаем красочный слой через микроскоп, смотрим в ультрафиолетовых лучах, берём пробы, делаем срезы... И потом уже составляем программу наших действий, которая, кстати, может в процессе работы измениться, потому что откроются неожиданные подробности».

Пристальный взгляд
с близкого расстояния
Много ли в Пензе профессиональных реставраторов высокого уровня? Карасёва говорит, что, по её мнению, не более пяти. Плюс те, кто пока ещё учится. Поневоле возникает мысль, что это люди особенные, даже в обычной жизни отличающиеся от других теми самыми чертами характера, которые и составляют основу их профессии. Но Ольга спешит разочаровать:
«Все мы разные и на самом деле не похожие друг на друга. Правда, что греха таить, есть одна объединяющая черта — когда приходим в художественные галереи, то картины разглядываем очень близко, потому что нас интересуют в них, кроме всего прочего, и чисто специфические подробности. Но это уже своего рода профессиональная деформация, которая, разумеется, не является доминирующей: ведь всякий реставратор ещё и отчасти искусствовед, а тут уже не обойтись без внимательного взгляда на полотно в целом».
Преподаватель пензенского художественного училища Ольга Карасёва одновременно является и художником-реставратором картинной галереи имени Савицкого, где её каждый день ждёт работа разной степени сложности. Не так давно она подготовила к выставке 60 разных полотен, а, например, знаменитой картиной Ивана Макарова «Девочки-сестры. Портрет Ольги и Варвары Араповых» занимается уже второй год.
«Это к вопросу о том, какие сюрпризы могут таить в себе старые полотна, — объясняет Ольга Константиновна. — Картина оказалась покрыта животным клеем вместо лака. Его практически ничем невозможно растворить. Методику удаления клея подбирала долго, методом проб. Половину расчистила, но спешить нельзя».
Недавно картинная галерея имени Савицкого предложила своим посетителям необычную форму экскурсии — «В гостях у реставратора». Ольга Константиновна с удовольствием признаётся, что первый опыт оказался весьма удачным:
«Мы общались с гостями вместо запланированного часа более полутора, и мне было интересно рассказывать, а им — смотреть и слушать. Думаю, для большинства это стало чем-то новым, и мне даже оставили отзыв, что тоже очень приятно».
Однако такого рода «выходы в свет», скорее, исключения. Если художник может работать в присутствии других людей — например, расположившись с этюдником в сквере или на улице, то реставратору требуется покой, и главное происходит за закрытыми дверями. Впрочем, полная тишина Ольге не обязательна — обычно она слушает аудиокниги, причём предпочитает классическую литературу. Но и это лишь детали. В начале этого текста мы говорили о том, какими причудливыми путями человек иной раз идёт к своей профессии. И у Ольги Карасёвой есть на эту тему своя история:
«Когда я училась в художественном училище, то очень часто приходила в картинную галерею, чтобы копировать классические полотна. И думала: вот бы работать здесь реставратором! Эта мечта меня не оставляла, и она сбылась».

Дмитрий ИНЮШКИН.
Фото из архива О. Карасёвой