Самый пожилой политзаключённый Украины дал
интервью «НП».

С удивительными людьми свела меня судьба во время командировки на Донбасс. Каждый из них — глубокая вселенная, с необъяснимыми парадоксами и загадочностью души. О каждом можно писать книги и ставить в пример подрастающему поколению. Один из тех, кого я никогда не смогу забыть, — 88-летний Мехти Феофанович Логунов. Деда Миша, как уважительно называют его друзья, соратники и даже враги.

История знакомства
Когда группа военкоров готовилась к поездке на Донбасс (это было накануне референдума, в редакции федерального журнала «Персона страны»), я обратила внимание на немногословного старца с мудрым взглядом, который был среди тех, кто провожал нас в дорогу. «Это наш деда Миша», — с гордостью констатировали мои московские коллеги.
О причинах этой гордости и о том, кто такой деда Миша, я узнала позже, вернувшись из командировки, когда зашёл разговор об экспертах, способных грамотно комментировать события, происходящие сейчас на Донбассе. Оказалось, что харизматичный старец — это не кто иной, как известный на весь мир Мехти Логунов — самый пожилой политзаключённый Украины, брошенный СБУ в застенки харьковского СИЗО по надуманному обвинению в шпионаже в пользу России. В заключении Мехти Феофанович провёл почти два с половиной года, после чего в возрасте 85 лет вместе с другими узниками его обменяли на украинских военнопленных. Кстати, дедушка Миша был единственным в этой группе, кто не подавал Зеленскому прошение о помиловании. Вот это характер!

Состряпанное дело
Как вы думаете, за что человека в преклонном возрасте могут заподозрить в шпионаже государственного масштаба? В случае с нашим дедушкой — за предпринимательскую жилку, аналитический склад ума и любовь к Родине.
Дело в том, что Мехти Феофанович — известный далеко за пределами нашей страны учёный, изобретатель и бизнесмен. На счету кандидата технических наук с 66-летним производственным стажем десятки патентов на изобретения, участие в строительстве крупных промышленных предприятий, в том числе за пределами России. Круг его интересов был очень широк — от сельского хозяйства (когда-то работал в агропромышленном НИИ, имевшем разветвлённую сеть по всему Советскому Союзу), преподавательской деятельности, спортивных увлечений (в начале 70-х годов он стоял у истоков горнолыжного и воднолыжного спорта в Харькове) до экологических проблем, связанных с переработкой мусора и промышленных отходов.
Мехти Феофанович объездил всю Европу. За рубежом его знают как авторитетного учёного и крепкого хозяйственника, способного поднять с «нуля» целый завод. Незадолго до своего ареста он вышел на финишный этап двух крупных инвестиционных проектов, которые должны были реализоваться в Словакии. Объём инвестиций составлял 15 млн евро. Деда Миша считает, что именно финансовая подоплёка сыграла в его «деле» ключевую роль. Но некоторые харьковские СМИ, с уважением и пиететом относящиеся к своему земляку, высказывали ещё одну версию. По мнению ряда журналистов, арест Логунова был связан с тем, что он сунул нос в тему захоронения радиоактивных отходов из США на территории Украины. Договорённость по этому вопросу была достигнута между Порошенко и Обамой. Мехти Феофановичу эта идея, мягко говоря, не нравилась. Он не раз её критиковал и даже обратился за консультацией в Харьковский физико-технический институт, занимавшийся проблемой переработки и захоронения радиоактивных отходов.
В августе 2017 года деда Мишу арестовали, «пришив» ему не только госизмену, но и создание шпионско-диверсионной сети. И это в 83 года!

Подозрительные пенсионеры
— Мехти Феофанович, вы правда шпион? Я читала, что у вас даже есть оперативный псевдоним «Вальтер», — спрашиваю, еле сдерживая улыбку.
— Если бы… Сотрудники СБУ (Службы безопасности Украины. — Прим. ред.) пытались убедить всех и даже самих себя в том, что я резидент ГРУ Генштаба российской армии. И в том, что я создал диверсионную сеть, состоящую из 17 человек. Сеть действительно была. Но не диверсионная, а приятельская. Я общительный человек, у меня много знакомых. С некоторыми мы частенько встречались, пили кофе в кафе, разговаривали, обменивались мнениями. Но никто никого никогда не вербовал. Да и кому мы нужны — пенсионеры?!
— Всем бы пенсионерам иметь такой живой ум и отличную память…
— Я технарь. У меня с детства аналитический склад ума и склонность к анализу. В своё время я объездил всю Европу, но никто никогда не пытался меня завербовать. Даже обидно.
— Но вместе с вами действительно арестовали 17 человек. Кто эти люди?
— Мои приятели, точнее — приятельницы. Почти все арестованные — женщины. Кстати, потом, во время суда, ни одна из них не свидетельствовала против меня. Они плакали, теряли сознание, но лживых показаний не давали. Судья даже спросил: «За что вас так любят женщины?» Тогда я ответил: «Вам этого не понять». Но теперь я сформулировал правильный ответ: «Потому что я тоже их люблю».
— Вы чувствовали, что над вами сгущаются тучи?
— Конечно. Украина давно катилась в пропасть, люди, способные думать и анализировать, её правительству не нужны. А если они успешно занимаются бизнесом — тем более. Никто не разубедит меня в том, что СБУ — алчная контора, основные интересы которой лежат в финансовой плоскости. Её сотрудники кидают в тюрьмы людей и пытками выбивают деньги, ничем не отличаясь от обычных бандитов. Но со мной этот фокус не прошёл: я «заквашен» из другого теста, моя семья практически в полном составе была репрессирована, поэтому я не боюсь ни пыток, ни смерти. Однако и у меня есть слабое место — моя любимая супруга, с которой мы прожили 50 прекрасных лет. Слава Богу, что за две недели до ареста мне удалось вывезти её в Россию. Потом в интервью она говорила журналистам: «Мехти легче убить, чем сделать предателем». И это правда. А СБУ объявили её моей связной и подали в розыск.

Ни шагу назад
— Деда Миша, вы помните, как проходил арест? Вас били?
— Нет, на меня ни разу не подняли руку ни во время ареста, ни потом в тюрьме. Воздействовать пытались не физически, а психологически.
Обыск в моём доме длился около восьми часов, почти всё это время я в наручниках вынужден был лежать вниз лицом на диване. Простите за подробность: несколько часов мне не разрешали сходить в туалет. По квартире шныряли оперативники, а в моей голове была только одна мысль: «Накрылась работа в Словакии». Дело в том, что на следующий день я должен был отправиться туда на подписание договора о финансировании строительства завода.
— А как к вам относились в тюрьме?
— Сокамерники — с уважением, охранники и конвоиры — тоже нормально. А вот оперативники, следователи и судьи пытались меня психологически сломить. Ставили перед выбором: если не признаю вину в госизмене, то меня приговорят к 12, а то и к 15 годам. Если же пойду на сделку со следствием, то получу чуть меньше. Естественно, я не признал вины, потому что её не было. Но суд решил иначе, и мне «впаяли» 12 лет лишения свободы. В моём случае это пожизненный срок.
— Кто бы сомневался в украинском правосудии… Но как же вам удалось продержаться два с половиной года? Как вы не умерли в тюрьме от тоски и болезней?
— Я сильный. Меня голыми руками не возьмешь. Не впасть в уныние мне помогали вера в Бога, ежедневные молитвы, надежда и работа. С первых дней я начал собирать и анализировать информацию о заключённых, выяснял, за что они арестованы и фиксировал всё, что происходило в тюрьме. В том числе собирал информацию о преступлениях — пытках, издевательствах, угрозах. Плюс изучал уголовный кодекс и каждую неделю писал по нескольку обращений во все украинские и европейские инстанции, включая Зеленского, ОБСЕ, Парламентскую ассамблею Совета Европы, Красный Крест и президента Германии Франка-Вальтера Штайнмайера. Я требовал возбудить уголовные дела в отношении военных преступников, наказать виновных в раздербанивании Украины и восстановить нарушенные права простых людей. Конечно, я понимал, что какие-то из моих писем не выйдут за пределы тюрьмы, но остановить весь поток надзирателям было не под силу. Тем более что корреспонденция передавалась и через моего адвоката, и через заключенных, вышедших на волю.
А ещё я всю жизнь помню приказ № 227, подписанный в 1942 году Народным комиссаром обороны СССР. В историю этот документ вошёл как приказ «Ни шагу назад!». В детстве он произвёл на меня огромное впечатление и до сих пор отзывается в моём сердце.
— Почему вы никогда не писали Президенту РФ?
— Если бы я это сделал, то дал бы своим врагам повод для злопыхательств. Они бы использовали эти письма против меня как доказательство «связи» с Кремлём. Но я не буду кривить душой: Владимиру Путину писала моя жена.

Изощрённые пытки
— Деда Миша, вы упомянули о пытках, которые применялись к заключённым. Можете рассказать?
— В тюрьме практиковались избиения. Били жестоко, со знанием дела. Так, что люди потом плевались и мочились кровью. Во время пыток часто связывали руки и выворачивали их за спину. А ещё садисты любили привязывать заключённых к двери, которая представляла из себя решётку. Но так, чтобы человек находился в подвешенном состоянии, не касаясь пола. На голову ему надевали шлем с наушниками и врубали оглушительную музыку или какой-нибудь производственный шум. Некоторые от таких пыток сходили с ума…
— Ужасно. Но вам тоже досталось: я читала, что у вас один за другим стали крошиться зубы, и когда вы оказались на воле, был даже открыт сбор на протезирование.
— Да, это так. То ли от нехватки витаминов, то ли от стресса в тюрьме у меня раскрошились практически все зубы. Остались одни острые пеньки. Боль изнуряющая, а стоматологов, как вы понимаете, в тюрьме нет. Но если бы только зубы… Обострились все мои болячки, включая гипертонию. После обмена на украинских военнопленных, который несколько раз срывался, я долго лечился в луганской больнице. И только спустя год перебрался в Москву.
— Как вы думаете, почему в Харькове провалилась «русская весна»?
— Потому что не было единого центра управления. Жители Харькова отличаются от жителей Донецка. Дончане в основном шахтёры. Люди со стальным характером, которые останавливали и останавливают танки. А основная прослойка Харькова, если так можно сказать, — интеллигенция. К ней нужен особый подход. Но даже при его отсутствии в 2014 году 170 тысяч молодых людей вступили в ополчение. Это много — 10% продуктивного населения. И если бы было грамотное руководство и, самое главное, поддержка власти, то Харьков бы никогда не стал проукраинским. Ещё один важный момент: в Советском Союзе до 1941 года была хорошо развита система подготовки населения к подпольной войне. Людей обучали участию в «тройках», «пятёрках» и партизанских отрядах. А в предвоенной Украине ничего этого не было. Её руководство преследовало противоположные цели.

Русский абхаз
— Извините за, может быть, бестактный вопрос, но у вас интересное сочетание имени, отчества и фамилии. Кто вы по национальности?
— Советский человек. Ну а если серьёзно, то по отцу я абхаз, а по маме русский. Когда мне было три года, моего папу — Киут Леонтия Аполлоновича, большевика и коммуниста — арестовали и расстреляли по ложному обвинению в покушении на Сталина. Тогда же, в сентябре 1937 года, был расстрелян и его родной брат. А мою маму, Киут Веру Васильевну (в девичестве Иванову) по распоряжению Берия отправили в Акмолинский лагерь жён изменников Родины (сокращённо АЛЖИР). Это один из трёх «островов» печально известного Архипелага ГУЛАГ — страшный лагерь, в котором в бесчеловечных условиях содержались жёны, матери и сёстры изменников Родины. Через его застенки прошло около 18 тысяч человек (не считая маленьких детей), а от звонка до звонка отсидело 8 тысяч, среди которых были, например, певица Лидия Русланова, матери Булата Окуджавы и Майи Плисецкой, члены семьи маршала Тухачевского. И моя мама.
А её родной брат, комбриг Красной армии, был арестован в августе 1937 года в Харькове и тоже расстрелян.
Два моих двоюродных брата — Игорь и Лев Ивановы — 16-летними мальчишками удрали на фронт. Лев оказался в той же части, в которой воевала Зоя Космодемьянская. Он дослужился до командира разведгруппы и погиб в Белоруссии в 1942 году, не дожив четырёх дней до своего восемнадцатилетия.
В той кровавой, жесточайшей войне погибли пятеро из моих братьев. Один из них — Герой Советского Союза. Я последний мужчина в роду. И я наполовину абхаз. А для абхаза честь дороже жизни.
— Кто вам привил такие жизненные принципы?
— Воспитание и образование у меня действительно хорошие. Трёхлетним малышом меня привезли из Абхазии в посёлок Зугрэс, находящийся неподалёку от Донецка. Там жила старшая сестра по папиной линии. Меня выдали за её сына и научили называть «мамой». Так родственники спасали меня от НКВД. А в 1944 году из АЛЖИРА вернулась моя настоящая мама — измождённая, худенькая, как тростиночка, но всё равно красивая. Вскоре её полюбил прекрасный человек — русский мужчина Феофан Георгиевич Логунов. Он меня усыновил, дал образование и стал для нас с мамой по-настоящему родным. Я ношу его фамилию, но всегда помню, что у меня есть и абхазский отец, память о котором я не могу предать. Так же, как не могу предать память о моих братьях и мою Родину. Никогда, ни при каких обстоятельствах.
Как-то в харьковский СИЗО, в котором я провёл мучительные годы, мне передали Красное знамя полка Победы 1941–1945 годов. Я так спрятал этот стяг, что его не могли найти во время обысков. Взял его с собой на обмен и после того, как мы оказались на нашей стороне, вынул его и сказал: «Ребята, товарищи, мы были не в плену, а в окружении. Теперь с этим знаменем мы пойдём освобождать Харьков и Одессу».
— Я знаю, что сейчас вы пишете книги, монографии, систематизируете документы и продолжаете обращаться в европейские правозащитные организации. Что вы хотите до них донести? Какова ваша цель?
— Я хочу потребовать, чтобы Украине запретили членство в Европе. Хочу, чтобы её руководство предстало перед судом. Как можно было разбазарить самую богатую республику Советского Союза с двумя морями, тремя реками, огромными судоходными портами, мощными транспортными узлами и четырьмя атомными электростанциями? В голове не укладывается… А ещё я хочу, чтобы был низложен англосаксонский мир, который уже лет двести пытается поработить Россию. Покоя в мире не настанет до тех пор, пока он существует».

Ольга Семенеева.